Крым: Голод не тетка, голод — дядька в тельняшке

Крым: Голод не тетка, голод — дядька в тельняшке

Эта необычная история началась в январе 1920 года в Севастополе. Там же она и закончилась через год. В те страшные времена она имела все шансы быть трагической, но, слава Богу, драма осталась просто драмой

Сто лет — немалый срок, все могло и быльем порасти, но несколько документов, сохранившихся в военно-морских архивах, упоминания в старых, рассыпающихся газетах и чуть менее старых книгах дали возможность реконструировать события того времени, когда над Крымом и Севастополем, как и над всей Россией, навис страшный враг — голод!

Выведший остатки белых сил с Кубани в Крым, генерал Врангель имел не очень богатые хлебные магазины, но все-таки с этим продовольствием можно было прожить около года сорокатысячной армии. Примерно столько у генерала и было. Кое-что подкидывали союзники — от французов до американцев. Жить можно было. В армии. Население же голодать начало еще в 1919-м. В основном, конечно, городское. И если на Южном берегу Крыма прокормиться было хоть как-то возможно, то в Севастополе людям, далеким от армии и производства, было худо. Тяжело было многим, но совсем в неловкое положение попали отставники и так называемые отказники.

Дело в том, что в Севастополе и в Крыму в целом скопилось достаточно много бывших офицеров Российского императорского флота. Служить Врангелю захотели немногие. И это стало причиной, по которой в целом неплохие военно-морские силы белой армии, равняться с которыми в Черном море тогда было даже и некому, мало занимались боевой работой.

В офицеры штаб врангелевских ВМС производил лояльных и опытных боцманов, мичманов и курсантов мореходных школ. Слабая подготовка экипажа не позволила, например, довольно сильной по вооружению канонерской лодке К-15 толком поддержать десант под Геническом весной 1920 года, все десантники были уничтожены. Вообще почти все успешные эпизоды действий белого флота на Черном море и Азове были связаны с деникинским руководством войсками.

Одним словом, на полуострове скопилось большое количество флотских офицеров, не одобрявших Гражданской войны, не желавших в ней участвовать. Примечательно, что в среде этой со временем выработалось, судя по всему, сочувственное отношение к борьбе красных, что можно объяснить и корпоративностью.

Ведь в отличие от армии флот вопреки позднейшему заблуждению пошел не за Корниловым и Деникиным, а за Лениным. Если армейские офицеры в своем выборе противоборствующей стороны разделились примерно пополам — на стороне белых воевали 57% вчерашних царских офицеров, то с флотом вышла такая оказия — на сторону красных встали 82,5% офицеров.

Показательно, что кроме громкой истории расстрелянного по приказу Троцкого геройского капитана Щасного, спасшего Балтийский флот для Советской России, и ряда других, менее значительных эксцессов новая власть страны вела себя корректно и даже предупредительно в отношении флотских офицеров — было понимание, что на военных кораблях без классных специалистов не обойтись. Неудивительно поэтому, что все 20-е и до середины 30-х годов большей частью кораблей и соединений флота Советского Союза командовали офицеры дореволюционных времен.

Что касается Гражданской войны, то многие флотские командиры просто выжидали, кто возьмет верх и вернет их на корабли, потому что было понятно — без них не обойдутся. Кстати, дефицит командного состава в ВМС Врангеля был восполняем участием в боях на его стороне французских, английских и греческих канонерских лодок.

Голод, грозно показавший себя в 1919-м на всей территории России, к началу 1920 года на Крымском полуострове стал невыносим для тех, кто не имел права на бесплатное получение хлеба. И тогда ряд бывших офицеров императорского флота решили объединиться в организацию для выживания.

Закоперщиком в этом непростом деле выступил бывший лейтенант канонерской лодки «Терец» Евгений Гиммель. Он собрал вокруг себя несколько нуждающихся офицеров, и в январе 1920 года в его доме на Лютеранской улице (на центральном холме Севастополя) было создано «Общество взаимной помощи бывших офицеров императорского флота». Оно даже было зарегистрировано в Севастопольской городской управе, которая не увидела ничего дурного в такой автоблаготворительности.

Гиммель привлек к своей деятельности тех из бывших сослуживцев, кто имел хоть какой-нибудь «обменный фонд». Через некоторое время «Общество» стало крупнейшим складом. В домике на Лютеранской сохло самодельное мыло «кила», стояли корзины с мидиями — их добывали там же, где и сегодня, — в окрестностях Балаклавы, по сезону — абрикосы и помидоры. Но главное — книги, украшения, статуэтки — все, что хорошо обменивалось на хлеб, дороже которого в то время в Севастополе ничего не было.

Нам неизвестны истинные объемы «хлебозаготовок» лейтенанта Гиммеля, на нее намекает только квитанция о сборе за использование «Обществом» помещения купца Малюка, оставшегося бесхозным и взятым на баланс городскими властями. В этом доме (или складе, неясно) читались платные лекции по искусству и истории. Господа флотские офицеры во множестве своем были людьми начитанными, не чета армейской простоте.

Среди тех 38 человек, которые состояли в «Обществе», нам не удалось найти известных фамилий, в основном это были младшие офицеры, а также пара кондукторов и боцманов старой службы — кастовость пришлось послать к черту в тех условиях. Единственне интересное имя — мичман Нолланс. Не он ли послужил Константину Паустовскому прообразом мичмана Коланса, который пас коз на Историческом бульваре? Все может быть.

Гиммель исчез неизвестно куда, скорее всего был убит уголовниками за хлеб, в сентябре 1920 года. Без него «Общество» стало рассыпаться, да и члены его кто в эмиграцию отправился, а кто уехал из Севастополя на Южнобережье и внутренний Крым, где все-таки было больше шансов спастись и от голода, и от превратностей судьбы. Последнее упоминание об этой организации взаимовыручки встречается в «Известиях временного революционного комитета гор. Севастополя» буквально одной строкой — мол, прекращается действие договора ревкома с «Обществом взаимной помощи бывших офицеров императорского флота».

Между тем, в ноябре, а тем более в декабре 1920 и январе 1921 года Севастополь накрыла просто беспощадная волна голода. Люди мерли часто, и никого не удивляла тележка с трупами, подбираемыми на улице. Конечно, это было далеко от того, что через два десятилетия будет происходить на улицах блокадного Ленинграда, но призрак того ужаса просматривался вполне. Хотя, конечно, как-то и плохого качества хлеб пекли. И о том, что его ценой была жизнь, рассказал

Константин Паустовский в свой «Повести о жизни»:

«Пекарь вынес мне буханку хлеба, но, не давая в руки, спросил:

— Во что вы ее завернете? И в чем понесете?

У меня не было ни газеты, ни кошелки.

— Э-э-э! — укоризненно протянул пекарь. — У вас его уже в подворотне отнимут. Как же я вам выдам хлеб? Нету никакого смысла мне его вам выдавать.

— Неужели так уж и вырвут?— спросил я. Пекарь рассердился.

— Вы что, с луны свалились! Вырвут и раздерут по клочкам. Они у ворот дежурят целые сутки.

— Кто это «они»?— спросил я.

— Ей-богу, товарищ, не иначе вы свалились с Марса. Как кто? Голодные, конечно».

В урагане последующих событий потерялась память и о том голоде, и уж тем более о лейтенанте Гиммеле с его оборотистым «Обществом», скромная история которого говорит о том, что род людской не вымер только потому, что люди в отличие от животных научились делиться пищей друг с другом.

Источник: ukraina.ru

Оставьте ответ

Ваш электронный адрес не будет опубликован.