«Вокруг Булгакова»: «товарищ Ундертон»

«Вокруг Булгакова»: «товарищ Ундертон»

Машинистка Ундертон — персонаж пьесы Владимира Маяковского «Баня». Фамилия — каламбур из названий наиболее популярных пишущих машинок «Ундервуд» и «Ремингтон». Машинистка была одним из важных персонажей раннего этапа писательской биографии Булгакова — и в редакциях, и за их пределами. Первой булгаковской машинисткой была Ирина Раабен

В начале 1920-х годов Ирина Сергеевна Раабен жила в доме 73 по улице Тверской. Сейчас этого дома нет — его разобрали в конце 20-х для строительства театра Мейерхольда (Концертный зал им. Чайковского).

Времена были сложные. Муж Ирины Сергеевны был студентом. На руках ребёнок. Днём Ирина Сергеевна работала медсестрой в больнице, а по вечерам печатала на заказ тексты. Выглядит всё просто, если не учитывать один аспект, который, как правило, булгаковеды забывают упомянуть: Ирина фон Раабен — урождённая графиня Каменская, выпускница Смольного института. Её отец — генерал-майор Сергей Николаевич Каменский, в 1918 году вступил в РКП(б), работал во Всеросглавштабе и Военной академии РККА. Благодаря этому у Каменских/Раабен была огромная шестикомнатная квартира в центре Москвы. Весной 1924 года генерал Каменский был первый раз арестован, и именно в это время Ирина Раабен покинула квартиру на Тверской. Несмотря на репрессии, Сергей Каменский дожил до 83 лет и умер в 1951 году.

В общем, сама биография Ирины Раабен — совершенно дикое сочетание падения с социальных верхов куда-то вниз, но при этом с каким-никаким устройством в новой жизни. Впрочем, повторим, даже при общей устроенности, тяжело жилось всем.

Впрочем, о её жизни известно мало, мемуаров она не писала, но в сентябре 1970 года рассказала Мариэтте Чудаковой и Елене Сергеевне Булгаковой о сотрудничестве с писателем. Делиться воспоминаниями она отнюдь не рвалась — потребовалось посредничество её племянника Александра Зимина, выдающегося специалиста по истории России XV-XVI веков (сама Ирина Сергеевна тоже оставила след в науке — стала доктором геолого-минералогических наук).

Ирина Сергеевна за давностью не помнила, кто именно направил к ней Михаила Афанасьевича. По её словам, «внизу помещался цирк. Артисты, братья Таити, печатали у меня свои куплеты. Может быть, они направили ко мне Булгакова». Цирк музыкальных клоунов братьев Таити (настоящая фамилия — Феррони) размещался, скорее всего, не в доме где жила Раабен, а в здании цирка Никитиных (сейчас это здание перестроено и в нём находится Театр сатиры) или в здании театра, на месте которого сейчас находится концертный зал им. Чайковского. Других ссылок на то, что Булгаков мог быть знаком с братьями Таити, мы не встречали. Не упоминаются они и в его творчестве (в отличие от, например, клоуна Виталия Лазаренко).

Знакомство их состоялось в конце 1921 года. По словам Ирины Сергеевны, это было в сентябре, но такая датировка представляется крайне маловероятной: в таком случае она была чуть ли ни первым человеком в городе, с которым сошёлся писатель — Булгаков, по мнению Бориса Мягкова, приехал в город примерно 28 сентября…  

Ирина Сергеевна печатала под диктовку Булгакова повести «Записки на манжетах», «Дьяволиада», «Роковые яйца», рассказ «№ 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна» и роман «Белая гвардия». «Записки на манжетах» печатались бесплатно — Булгаков обещал заплатить позже, когда повесть будет опубликована. Он долго не мог её опубликовать и лишь с большим трудом пристроил в берлинское издание «Накануне».

Интересной была метода работы писателя — «записки» печатались без черновика: «у него в руках были, как я помню, записные книжки, отдельные листочки, но никакой рукописи как таковой не было. Рукописи, могу точно сказать, не оставлял никогда. Писала я только под диктовку. Он упомянул как-то, что ему негде писать». Правда, если мы обратимся к «Театральному роману», то мы поймём: никакого особого смысла в том, чтобы печатать его рукописи с черновика, не было, поскольку Булгаков правил текст на ходу — в процессе печати.

Ирина Раабен помогла Булгакову написать письмо Надежде Константиновне Крупской с просьбой повлиять на жилтоварищество дома № 10 на Садовой, где его не хотели прописывать. Из рассказа «Воспоминание» следует, что Булгаков написал письмо на имя В. И. Ленина, а к Крупской зашёл по дороге, и она сочла, что тревожить предсовнаркома из-за такой мелочи не стоит. На самом деле всё было несколько иначе: Крупская руководила Главполитпросветом, а Булгаков работал в Лито ГПП и был, таким образом, её подчинённым. Так что что шёл именно к ней, ну может, помянул Вождя в том смысле, что, если она не поможет… Помогла.

Работу над «Белой гвардией» Булгаков и Раабен не закончили: «Я уехала с этой квартиры весной 1924 г. — в апреле или мае. У меня осталось впечатление, что мы не кончили романа — он кончил его позднее. Когда я уехала на другую квартиру, знакомство наше, собственно, прервалось, но через несколько лет я через знакомых получила от него билеты на премьеру «Дней Турбиных». Спектакль был потрясающий, потому что всё было живо в памяти у людей. Были истерики, обмороки, семь человек увезла скорая помощь, потому что среди зрителей были люди, пережившие и Петлюру, и киевские эти ужасы, и вообще трудности гражданской войны… И в моей семье были бедствия — с отцом, братом; дети; очень ранняя болезнь и смерть мужа, трудности…».

По её воспоминаниям, роман изначально назывался «Белый крест» (название «Белая гвардия» она увидела уже в изданном варианте) и его содержание несколько раз менялось. В частности, «в первой редакции Алексей погибал в гимназии. Погибал и Николка — не помню, в первой или во второй редакции. Алексей был военным, а не врачом, а потом это исчезло». Разумеется, Ирина Сергеевна могла спутать роман с пьесой. К тому же в самом тексте романа есть намёк на будущую гибель Николки.

Естественно, Ирина Раабен не могла не стать жертвой булгаковских розыгрышей. Он, например, однажды рассказал, что «добираясь до Москвы, шёл около двухсот верст от Воронежа пешком — по шпалам: не было денег». Понятно, что от Воронежа до Москвы Булгаков не ходил — не было в его жизни такого маршрута. По предположению Мариэтты Чудаковой, «именно таким образом он проделал осенью 1921 года часть пути из Батуми до Киева к своим родным, откуда уже выехал в Москву». Такое возможно — путь от Батуми до Москвы через Киев занял у Булгакова около месяца, так что некоторые пешие путешествия вполне могли иметь место. Правда, вряд ли они могли быть длительными — в «Записках на манжетах» писатель жаловался на постоянное недоедание.

Кроме всего прочего есть основания полагать, что отношения Булгакова и Раабен вышли за пределы чисто деловых. «Было видно, что жилось ему плохо, я не представляла, чтобы у него были близкие. Он производил впечатление ужасно одинокого человека. Он обогревался в нашем доме. (…) Он был голоден, я поила его чаем с сахарином, с черным хлебом; я никого с ним не знакомила, нам никто не мешал». Т. е. о существовании Татьяны Николаевны Лаппа Ирина Сергеевна не подозревала, а сами отношения машинистки и писателя становятся более похожими на роман, чем на повесть… 


Источник: ukraina.ru

Оставьте ответ

Ваш электронный адрес не будет опубликован.